Почему не надо говорить с детьми о политике, как справиться с желанием поорать и почему в многодетной семье тяжело быть мамой каждому отдельно. На этот раз о своих правилах воспитания рассказала журналист, попечитель нескольких благотворительных фондов и мама четверых (!) детей Катерина Гордеева.
1. Как не сойти с ума? Никак. Надо всегда думать, что жизнь одна и другого шанса не будет, в том числе провести время с детьми. Мы с мужем из того поколения, которое воспитывали бабушки или которое было предоставлено само себе. Как известно, следующее поколение исправляет ошибки предыдущего. Поэтому наша жизнь связана с детьми 24/7.
При этом я не могу сказать, что драматически засела дома. Когда у меня было двое детей, я выпустила фильм «Победить рак», когда трое — сделала фильм про Бродского. Сейчас у меня четверо — и в этом году выходят две книжки. Потому что либо ты говоришь «всё, теперь я мама», садишься дома, готовишь завтраки, обеды, ужины, бесконечно занимаешься с детьми, кормишь их грудью до пяти лет. Либо нет.
Однажды я ехала забирать свою старшую дочку в аэропорт, и в этот момент упал самолёт с президентом Польши. Мне позвонили с работы, чтобы спросить, где я. Я сказала: «Подъезжаю к аэропорту». Начальник мне говорит: «Какая ты молодец, Катя, вот что значит корреспондент от Бога». Я перед ним извинилась и поехала за ребёнком. Это был первый случай, когда нужно было сделать выбор, — и я никогда о нём не жалела.
2. Никто не должен быть благодарным, особенно дети. Не хочу через 20 лет им говорить: «Ах вот, я вам всю свою жизнь отдала, а вы!». И дальше по списку: не застелили постель, не вынесли мусор, привели в дом девушку или парня, которые мне не нравятся. Ну это же ерунда!
Тут двоякая ситуация: с одной стороны, я не хочу лишать себя возможности быть собой. А с другой — не хочу нанимать 400 тысяч нянь, а ещё специального дядечку для игр в футбол, специального дядечку для шахмат и специальную тётечку — для обучения этикету. Мне хочется, чтобы они запомнили, как читали книги с мамой, а в футбол играли с папой. Или наоборот. Чтобы для них наши истории, любовь и уроки сплелись в какую-то поддерживающую корзинку и остались на всю жизнь. И это были наши истории, а не каких-то чужих людей.
3. Мой муж — гораздо больший семьянин, чем я, более ответственный и структурированный. Я — мама-хаос. Однажды мой ребёнок сказал психологу: «Мама нас балует, а папа — воспитывает». Так что тут неизвестно, кто кому больше помогает. Мой Коля отвечает за генеральную линию, я стараюсь не слишком раскачивать лодку. Мы устроили себе такую весёлую жизнь, что сесть и поговорить всей семьёй нет времени. Общаемся в процессе: когда возим детей в школу и сад, во время еды, когда идём на дополнительные занятия — фортепиано, виолончель, футбол, танцы, дзюдо… Да, у нас плотный график!
Не могу сказать, что нам всё удалось построить: например, у нас с мужем почти нет личного пространства
Поэтому раз в два-три месяца мы куда-то уезжаем, чтобы, во-первых, поговорить друг с другом, а во-вторых, чтобы чувствовать себя молодыми и влюблёнными. Бытовуха часто съедает свежесть ощущений.
4. Все эти теории воспитания хороши в теории. Мы знаем, как складывалась жизнь авторов великих воспитательных книг: их отношения с родными детьми были, скажем так, неважными. Все теоретические разговоры в духе «если ваш ребёнок не хочет садиться в машину, остановитесь и спойте ему песенку, а потом весело садитесь в машину» — на практике не работают. Если ребёнок не хочет садиться в машину, а рядом орут ещё трое, вокруг слякоть, мороз или жара, у тебя нет возможности петь. Конечно, в идеале надо остановиться и разобраться, но у меня четверо детей, и я должна с каждым из них поговорить. Иногда нет времени. Чаще — возможности.
5. Если начинаете закипать и хочется орать — просто дышите.Я придумала такое правило: когда хочешь наорать на ребёнка (а я не верю, что существуют мамы, которые ни разу не хотели), то просто набираешь воздух в лёгкие и представляешь, что сейчас на вас упадёт метеорит, и всё, что останется от вашей жизни, — это ор. Вот тут уже можно выпустить воздух. Детям я всегда говорю: «Хочешь начать орать — дыши». Недавно на прогулке младший сын вёл себя как попало: кричал, валялся на земле, наотрез отказывался сотрудничать. А мы идём из магазина, обвешанные покупками. Я начала закипать. Старший сын взял меня за руку: «Мама, дыши!». Мы вместе подышали и понесли все пакеты и орущего Яшу домой. Никаких других рецептов у меня нет.
6. В многодетной семье есть проблема: ты не можешь быть мамой каждому отдельно. Если спросить моих детей, чья это мама, они скажут «общая». Конечно, я стараюсь, чтобы с каждым из них у меня был какой-то личный кусок времени, но с кем-то удаётся побыть вдвоём только перед сном, а с кем-то — по дороге на футбол. Мы очень дорожим этим временем. Но периодически мне нужно побыть одной. Тогда я говорю: «Всё, маме надо поработать, всем привет» — разворачиваюсь и ухожу с компьютером в кафе.
7. Чувство вины не исчезает никогда. Да, я знаю, что я неидеальная мать и не могу раствориться в детях. Зато я знаю, что таким образом спасаю их от себя.
Я всегда говорила, чтобы Бог дал мне несколько детей, потому что если бы у меня был один ребёнок, то я бы задушила его своей любовью
Если бы у меня был один ребёнок, он бы, бедняжка, играл на скрипке, учил английский, французский, китайский, читал стихи… А так немного рассеивается прицел. В итоге один играет на скрипке, другой читает стихи, а третий учит английский. Вообще, я типичная еврейская мать, всё время беспокоюсь: о здоровье, о том, как там в школе, всё ли хорошо, а давай я тебе сама надену штанишки, книжку сама тебе почитаю. Есть и положительные стороны: например, у наших детей есть все прививки, которые только изобретены на белом свете.
8. Мы принципиально дома не говорим о политике. Фамилию нашего президента они узнали только недавно и буквально случайно. Но получается не всегда. Одна из последних историй: Саша захлопнула дверь и оказалась заперта в доме. Пока мы её вызволяли, Гоша говорит: «Всё, Сашка, ты теперь Кирилл Серебренников». Понимаете, это человек, который бывал у нас дома и носил их на руках, которого они знают с рождения как талантливейшего режиссёра, дружбой с которым родители гордятся. И тут –арест. Когда Кирилла арестовали, я была в суде, а муж с детьми в деревне смотрели трансляцию оттуда: они видели Кирилла за решёткой своими глазами. Это уже не мультик про Чиполлино, где знаешь, что в конце справедливость восторжествует. Это жизнь. И ты же не можешь их выгнать: идите погуляйте, это вас не касается. Касается ещё как.
Моя идея не разговаривать с детьми о политике заключается ровно в том, что они сами должны делать выводы. Я не хочу говорить, что этот плохой, а этот хороший. В целом я считаю, что с семилетними детьми политику обсуждать аморально, потому что у них недостаточно знаний и опыта, чтобы увидеть ситуацию комплексно.
9. С религией всё сложно. Дети ходят в еврейскую школу и время от времени за ужином говорят: «Мы иудеи, а вы как хотите». Прежде они ходили в католический садик в Санкт-Петербурге. Знают и молитвы, и традиции. Однажды совпали Пасха и Пейсах, и они стали спрашивать, почему слово одно, а отмечают по-разному. Я ответила, что Пейсах совсем не то же самое, что Пасха, что иудеи не признают Нового Завета и как следствие истории с воскресением Христа и так далее. Через некоторое время нам предстояла поездка в Израиль. Дети говорят: «Ой, а давайте повезём иудеям в подарок Новый Завет, пусть читают на здоровье!». Еле отговорила. Тогда у нас был один из первых разговоров о том, что каждый человек может придерживаться своих взглядов и верить, во что хочет. Это надо принимать без злости и гнева. Кстати, сестра-урсулинка Оксана из питерского садика научила их совершенно потрясающей формуле: «Нет плохих людей, есть люди, которые совершают плохие поступки». Это важное знание в наше время.
10. Не хочу, чтобы мои дети стали жертвами мракобесия. Поэтому рассказываю им, чем занимаюсь, в том числе о благотворительности. Они иногда роются в моём телефоне и находят фотографии детей, про которых я пишу заметки, интересуются их судьбой. Говорю им, как есть: вот Ксюша, ей надо купить аппарат для вентиляции лёгких, чтобы она могла лечиться дома, а не в больнице. Они спрашивают, можно ли Ксюшу вылечить, и тогда я говорю, что нельзя, но можно сделать её жизнь веселее.
Мы говорим, что мама и папа отдают часть зарплаты в благотворительные фонды, потому что там помогают детям и взрослым, которые без этой помощи не справятся. Для них это — норма. Иногда они просят передать деньги или игрушки от себя лично. Иногда просто говорят: давайте соберём подарки другим детям. Я считаю, что нужно говорить с ними честно. Да, рак — это болезнь, которая возникает неожиданно, никто не может её предугадать, но мы можем помочь тем, кто болеет. Можем выучиться, стать учёными и изобрести лекарство, например. Или прийти и помыть пол в больнице. Я хотела бы, чтобы дети знали про эту сторону нашей реальности.
