Вот уже более десяти лет я периодически живу в Венеции. Я люблю этот город. Убегаю сюда от московской суеты, московского транспорта, московских проблем. И на этот раз я тоже улетел в Венецию, чтобы привести в порядок мозги, подумать, поучить итальянский, поработать для себя, походить по музеям. В Венеции шел карнавал. Но карнавал в основном на площади Сан-Марко и близлежащих улицах, набережных и мостах. Туда соваться я не собирался, я не люблю толпы людей. В спокойном запланированном ритме прошла неделя... И вот однажды я получаю SMS-сообщение: журнал Marie Claire предлагает мне взять интервью у Егора Кончаловского. Прямо сказать, предложение меня удивило. При всем многообразии моей деятельности я никогда не брал интервью. Но если сравнить интервью с анамнезом (это история жизни пациента от рождения до встречи с ним в стенах больницы), то их я собрал (анамнез собирают) сотни за свою более чем десятилетнюю психиатрическую практику. На SMS я ответил. Написал, что сделал бы интервью с удовольствием, но я не в Москве, и не без подколки добавил: «Если Егор прилетит в Венецию, то я готов». Мне правда хотелось поговорить с этим интересным человеком, режиссером, продюсером по целому ряду причин. Ответ пришел через сутки: «Егор вылетает, если вы, Андрей, не пошутили. Ждите». Отступать было некуда. Известный журнал, известный человек уже в самолете, а из Мюнхена на несколько часов спешит на машине очаровательная девушка-фотограф. «Вот и убежал от проблем, нашел приключения на свою лысую голову», – думал я, пока толпа в венецианских костюмах несла меня (сколько можно подогнуть ноги) к отелю Royal San Marсo, где должен на полдня и одну ночь остановиться Егор.
Андрей Бильжо: По-моему, у нас получилась какая-то безумно авантюрная история. Мне сказали, что у вас, ко всему прочему, закончилась шенгенская виза, но вы сумели за сутки все решить. Поразительная легкость! Чем вы меня, Егор, даже немножко испугали, честно говоря.
Егор Кончаловский: Идея возбудила, проснулся азарт. Люблю Венецию! Первый раз прилетел сюда в 1989 году, по-моему. Я тогда учился в Оксфордском колледже. Студентам предложили доплатить в районе тысячи фунтов и на месяц отправили в Венецию, как раньше было принято у художников, «на этюды». В группе было два преподавателя. Один из них – одаренный педагог, но несостоявшийся художник. Он приехал с супругой, но влюбился в переводчицу. Я тоже влюбился в эту переводчицу.
- С этого места, пожалуйста, подробнее...
- Он был с женой, связан по рукам и ногам. А я – свободен и прекрасен. Поэтому переводчица досталась мне, что испортило наши отношения с преподавателем. В конечном итоге, когда я выпускался, он мне занизил балл. Но это я предпочитаю так думать.
- Тем не менее спустя пять лет вы защитили диплом магистра истории искусств в Кембриджском университете. Ваш конек – творчество Дюрера и Рембрандта.
- Я очень плохой искусствовед. Зубрила такой, неглубокий. Поступал на философию. Но философия построена на языке. А я всю жизнь учил французский, по-английски говорил на тот момент года три или четыре, не мог жонглировать словами и перевелся на другой факультет. Кстати, вот вспомнил: в Венеции у меня случился еще один роман, но уже позже, с роскошной итальянкой!
- Венеция располагает к любовным отношениям, это правда.
- Смотрю сейчас на эти улицы, на каналы, на людей, и мне представляется расцвет Венеции. Какая полная бурлила жизнь: здесь пахло сексом, пахло изменами. Шпаги. Кровь.
- Вам близка такая жизнь?
- Если только в каких-то грезах. А еще здесь я упал в канал, цветущий в августе. Стояла жара. Мы занимались акварелью, я полез за водичкой для краски. Поскользнулся. На поясе у меня висел плеер. И вот я медленно лечу вниз, в наушниках играет музыка, а на одном из этих прекрасных горбатых мостиков стоят японцы. Они фотографируют, как я погружаюсь в зеленую жижу. И музыка постепенно «зажевывается» у меня в ушах...
- Любовь, падение в канал. Да у вас серьезные отношения с этим городом!
- Еще один венецианский момент, я его просто обожаю! Однажды в гостинице я случайно наступил на свои очки. Наступил и раздавил. Ходил без очков. И вот мы с приятелями в небольшом баре выпиваем граппу, пробуем брускетты потрясающего вкуса. Нам все веселее и веселее, а метрах в шести от меня сидит невероятной красоты женщина. «Картинка», правда, чуть-чуть «заблёрена», расплывается. Но я четко вижу: напротив красавицы – муж. Причем старый. Это заметно по его ушам. Очень старые уши. Они пьют кофе. Я долго смотрю на женщину. Она явно со мной кокетничает. На прощание, проходя мимо, предмет моего обожания наклоняется ко мне и еще раз улыбается. И только с этого расстояния я могу разглядеть, что ей в лучшем случае... 90 лет!
- Егор, кругом маски, а под маской иногда – не женщина, а мужчина. Или страшная женщина. Прежде чем выбрать пару, стоит все-таки под маску заглянуть, согласны?
- Вообще, бояться нечего, я, как и вы, небольшой любитель случайной толпы. У меня все сложно устроено: обычно я предпочитаю сидеть дома, у себя на даче на Истре, в поселке «Кино-1»...
- Ну, это не говорит о сложности. Это говорит о том, что вам комфортно не только в обществе, но и одному. Осторожно, это я включаю в себе психиатра.
- Мне действительно комфортно одному. У меня даже дом устроен таким образом, чтобы нечасто видеть близких. Для хороших отношений в семье это важно. Обожаю, когда на кухне что-то гремит. Кто-то бегает по лестнице. Вдруг пылесос включается. Но при этом ты не видишь лица.
- Вы быстро устаете от близких? Сколько вам нужно не видеть их?
- Нет, ну можно же в любой момент открыть дверь и посмотреть. Но можно и не смотреть. От дочки, например, я не устаю. А вот от друзей что-то устал. Со многими прекратил общаться. О чем говорить, если все уже сказано? Один мой друг – я его просто прогнал недавно. Ну как недавно? Года два назад. Сказал: «Слушай, хватит бездельничать. Пробездельничал 30 лет. Найди работу. Найдешь – приезжай обратно». Вот он пока еще ищет...
- С женщинами так же отношения складываются?
- Ну, женщины, конечно, не друзья. Хотя... в принципе, если говорить про подруг или про жен, такие отношения тоже в какой-то момент перестают быть интересными. Не так давно мы объявили с Любой, что расстаемся, хотя расстались уже семь лет назад.
- Ах, вот так... Я почему-то думал, что вы расстались только в прошлом году.
- Нет, мы просто это скрывали. Маша была еще маленькая, не хотелось. А потом рассказали, и в прессе началось шифрование информационной пустоты – как, почему, кто?
- С дочкой вы отношения не теряете, поддерживаете?
- Конечно! Хотя она очень занята. Ей 15 с половиной. И я бы не хотел жить такой жизнью, какой живет моя дочь. Маша иногда садится делать уроки в 11 часов вечера. А вставать ей в 6 утра.
- А до 11 чем она занимается?
- Английским, французским, живописью, математикой, театром, гитарой, фортепиано. Я не хвастаюсь. Искренне считаю, что это плохо.
- По-моему, это здорово, потом что-то выделится главное.
- Надеюсь. Вот я очень поздний человек. В 28 лет еще не очень хорошо знал, чем буду в жизни заниматься. Снимал рекламу, но...
- Но уже поработали вместе с отцом, были ассистентом Андрея Сергеевича. Встречи со звездами американского кино...
- Профанация все это. Я был настолько «важен» для съемочной группы, что один раз заснул в трейлере во время обеденного перерыва и меня никто не хватился.
- Понятно. Обошлись, да?
- Нет, я, конечно, работал. Но в свои 16 лет мы были гораздо более свободными, чем сегодняшние дети. Как-то вот было время пошляться. А у моей дочери все по часам. Она приезжает ко мне на дачу. Мы можем поужинать в ресторане. Но вот мне, например, трудно представить себя в отрочестве с родителями за ужином в ресторане.
- Кстати, про еду. Вся семья Михалковых и Кончаловских как-то связана с высокой кухней, с ресторанным бизнесом. Тема еды, она для вас важна?
- Я не гурман. Дома в этом вопросе завишу от мамы (мама живет со мной) – она меня кормит. И я очень люблю мамину еду, она простая – котлеты, еще какие-то несложные вещи. Это не искусство кулинарии, которым занимается Юля Высоцкая. Юля довела этот вопрос до уровня, близкого к совершенству. Она действительно молодец. Готовит невероятные вещи.
- Расскажу байку, но на самом деле это серьезная вещь. Вы знаете, что очень много разводов в итальянских семьях случается именно потому, что жена готовит, а муж по воскресеньям идет есть к маме? Похоже на ваш случай. Вот это особое отношение к маме, к маминой еде...
- Может, поэтому мы расстались с Любой. Я не знаю.
- Кстати, вполне может быть. Вы пошли есть мамины котлеты...
- Я не пошел. Мама сама приходит с едой. И очень обижается, когда что-то не съедено. У мамы в моем доме совершенно отдельное пространство, со своей кухней. Когда она уезжает, например, запирает свою часть – и никто туда не входит. Если ты даже просто открыл дверь, она понимает, что заходили. Не знаю как. Волосок не приклеивает. Но знает точно.
- И правильно делает! Что-то казахское она готовит?
- Готовит, но такую выхолощенную еду: бешбармак, манты, плов, супы замечательные – все в более легком варианте, чем это делают на Востоке. Мама все-таки московская казашка. По-казахски не говорит. Хотя казахская кинозвезда.
- Ну, не только казахская. Я помню, вышел фильм «Первый учитель» и Наталья Аринбасарова была звездой первой величины! И вообще – красавица, балерина.
- Совершенно верно. Недавно Нурсултан Назарбаев поручил казахским кинематографистам снять цикл фильмов о его жизни. «Путь лидера» он называется.
- Да-да. Я слышал об этом.
- И кому доверили сыграть мать Назарбаева? Моей маме.
- Егор, раз уж мы говорим для женской аудитории, снова включаю в себе психиатра. Ваш идеал женщины? Вы переносите на него что-то мамино, потому что мама для вас много значит, да?
- Не знаю. Я 14 лет провел с Любой: она снималась все время, и я все время был на съемках. Потом я построил дом и уехал жить туда. Люба осталась в Москве. Маша там ходила в школу. Когда мы приняли решение разойтись, в быту это никак не революционизировало мою жизнь. Наверное, сейчас мне хочется, чтобы женщина всегда была рядом. Чтобы она бездельничала со мной вместе, смотрела сериалы глупые французские.
- А на работу вы ездите?
- Иногда езжу, у меня офис на «Мосфильме» уже 15 лет. Иногда не езжу. В принципе, мне не нужно делать это каждый день.
- Значит, любите бездельничать?
- Очень. И ходить люблю. Причем, если раньше ходил и мне это помогало думать, то сейчас хожу бездумно. С абсолютно пустой головой могу пройти 14 км запросто.
- Вы педантичный человек?
- Да. Педантичный. Предпочитаю поступательное движение. Не люблю переставлять мебель. Ставлю раз и навсегда. То есть нет, первый день могу подумать. Но после того как все встало, ничего не меняю. У меня работают прекрасные мои сотрудники: заботятся, кормят, гладят. Но три вещи по хозяйству часто предпочитаю делать сам: стирать (смотрю на работающую стиральную машину, как смотрят на горящий камин), пылесосить и чистить ботинки (делаю это феноменально, с психотерапевтическим эффектом).
- Это у вас, мне кажется, семейное. Меня поразило – однажды Андрей Сергеевич, когда мы сидели на Малой Грузинской у него дома, попросил меня снять очки. Достал специальную тряпочку. Очень педантично. Жидкость для протирания стекол. Почистил мои очки, сказал, что нужно ходить всегда в чистых. И всем остальным, кстати, почистил. Там еще было, по-моему, два очкарика.
- Хорошая история. Но любовь к порядку мне, скорее, привила мама.
- Значит ли это, что ваша идеальная женщина должна держать дом в совершенной чистоте?
- Безусловно. Но это воспитываемо.
- Воспитываемо, согласен. Но это не занудство, нет?
- С моей стороны? Занудство.
- Почему ты положила эту вещь не туда?!
- Нет-нет, я сам уберу.
- А! Даже так! Но замечание сделаю?
- Первые 10 раз – нет. А на 11-й – да. Не люблю слово «гнуть». Естественно, человека надо воспитывать под себя, чтобы тебе было с ним комфортно.
- Вы такой авторитарный?
- Мне близка, скажем так, восточная модель семьи. Есть родитель № 1, родитель № 2, мужчина, женщина, дети, старшее и младшее поколение. Мужчина – хозяин в семье, он главный. У нас, кстати, в михалковской семье очень уважают старших. Старомодно немножко, но факт.
- Вот вы увидели старую игрушку из своего детства в комиссионном магазине или на блошином рынке где-нибудь. Вы ее купите?
- Нет. Книжку – да. Недавно я выходил из подъезда мамы, кто-то выложил книги, ненужные книжки. Берите, кто хотите. Я там нашел такое же издание, как в детстве читал. «Оливер Твист» Диккенса. Я ее взял.
- Я точно так же увидел «Швейка». И тоже его взял.
- Я переплетаю книги. Сейчас разбираю мамину библиотеку. Опять накопилось, нужно мастера искать. Не помню уже, у кого я переплетал. Хорошо, тогда у меня была кожа, я как раз перетянул диван, и осталась старая кожа.
- Вы такой хозяйственный человек. Кожа от старого дивана пошла на переплеты книжек.
- Люблю мебель с историей. Старый буфет у меня 1799 года. Потрясающий, красного дерева. У меня шкаф Сергея Параджанова из Тбилиси. У меня стол, за которым Арсений Тарковский написал «Иваново детство». Старинный. Его бабушка привезла из Америки. У меня кресло Юрия Нагибина. Я этими вещами пользуюсь. Единственное, чем я не очень пользуюсь – этим столом Тарковского, потому что он небольшой и ветхий. Стоит просто как красивый предмет интерьера (с тех пор, как на него залезла дочка, когда была маленькая, и он сломался). Теперь на него нельзя облокачиваться.
- Вот скажите, мне просто дико интересно: все-таки на первом месте ум или красота?
- Ум.
- В этом смысле мы с вами похожи.
- Красавицей, даже если она дура, можно ослепиться. Но это быстро проходит. И верность важна. Причем верность такая – не просто сексуальная, а товарищеская. Когда тебя женщина поддерживает во всем. Если она говорит: «Давай я сбегаю вниз и принесу тебе сейчас чай и банан», – я с радостью и сам это сделаю. Но приятно. Человек я, в общем, довольно наивный.
- То есть это называется инфантилизмом. Или ювенилизмом. Чтобы не обидно звучало. И это, кстати, классно, потому что для художника это очень важная вещь – сохранить в себе ребенка.
- Согласен. Сейчас мне 51. Когда было 30, я был слишком категоричен, часто – малоприятным человеком. Сейчас гораздо мягче. Наверное, мудрею. Когда ты стучишь кулаком по столу и говоришь: «Это так или никак!», то рискуешь в какой-то момент услышать: «Тогда не будет никак!» И тебе нужно или заднюю включать, или, соответственно, думать: а готов ли у меня план, если это будет никак?
- Голос можете повысить?
- На съемочной площадке – никогда. Крик – момент проявления слабости.
- А вообще кричите?
- Бывает.
- Потом себя ругаете?
- Ругаю. Конечно! Но не всегда. Иногда вернусь и еще сильнее накричу. Но я не авторитарен.
- В вашей семье все очень энергичны, безусловно. Но последние годы ваш папа показывает просто чудеса какие-то творческие!
- Да, папа получает призы. Снимает классное кино. Ставит спектакли. Пишет. Я безмерно уважаю его работоспособность. Он смог удивительно мудрым образом так построить свою жизнь, что все остальное ушло на другой план. Его мало интересует, мне кажется, во что он одет. Нет, конечно, интересует, но это все как-то вокруг него вот организовалось правильно. Но это заслужил, безусловно. А то, что касается инфантилизма, не знаю. Я помню, он снимал в Лондоне, в район Сен-Джонс-Вуд, там недалеко студия Эбби Роуд, где «Биттлз» писали. И там дом с садом. Папа говорит: «Пойдем». Ему было за 50, старше, чем я сейчас. Завел меня в какое-то место, заросшее какими-то кустарниками и сказал: «Я когда сюда захожу, мне становится пять лет». А кто-то скажет: что там особенного? Там какой-то просто угол заросший.
- Традиционный вопрос: ваша программа-минимум и максимум на ближайшее время?
- Программы-максимум нет. У меня подписан договор на большую картину о футболе. Историческую. Несколько клипов в планах. Еще написана повесть о моей службе в армии. Хочу переделать ее в сценарий.
- В личной жизни планы не строим? Может, укажем, что Егор свободен?
- Нет, я уже не свободен. У меня есть девушка.
- Намного моложе?
- Сейчас это уже не такая большая разница: 19 лет.
- Но это, опять же, такое семейное у вас?
- Нет, папа – он честный человек. Он всегда женился. А я ни разу женат не был. Может быть, это комплекс, может быть, фобия. А может быть, папа просто за меня выполнил план. Не знаю. Но я как-то трудно себя представляю в статусе женатого мужчины.
- Кто она по профессии?
- Она юрист. Но о ней нельзя писать. Подумают еще, что мы так дешево пиаримся.
- Хорошо. Мы их предупредим.
